На рассвете штурмовой отряд стремительно налетел на дремлющую и совершенно не ожидавшую нападения охрану. Не дав никому опомниться, они обрушились на боевиков всей своей огневой мощью. Те же в ответ огрызались разрозненными пулеметными очередями. Когда золотисто-розовый свет нового дня пролился на разоренное душманское гнездо, шум боя уже стих. Оперработники, принимавшие непосредственное участие в захвате архива, собирали свои трофеи.

А где-то далеко, за изъеденной ветрами и временем стеной гор, душманские агенты совершали утренний намаз, не подозревая о том, что их шпионско-диверсионная деятельность отсчитывает свои последние дни.

Памяти товарищей

— Военные контрразведчики наравне с армейскими офицерами находились на передовых рубежах войны, за чужими спинами не отсиживались, вместе со всеми ходили на боевые задания: потные, без воды, во вшах, с кругами под глазами и бредом в голове, — вспоминал Валентин Романович. — Так же подставляли свои головы под пули, так же теряли боевых друзей… Мне было очень обидно, когда представляешь опера к ордену, а тебя спрашивают: «Ну и что героическое он совершил?»

В нашем особом отделе служили отважные офицеры, каждый из которых достоин высокой награды: Борис Храмцов, Владимир Мещеряков, Анатолий Герц и многие другие. Ни разу за два года службы в Афганистане я не был свидетелем и даже не слышал ни о трусости, ни об отказе от выполнения сложной задачи сотрудниками военной контрразведки. А вот примеров мужества, героизма и верного служения своему Отечеству вспоминается немало.

Многие сотрудники особого отдела КГБ по БВО прошли дорогами афганской войны. Трое из них — Геннадий Сабельников, Евгений Свержев, Владимир Ковтун — погибли при выполнении своих служебных обязанностей.

Геннадий Сабельников был убит на третий день пребывания в Афганистане. Даже оружия получить не успел. Уазик, в котором он ехал вместе с капитаном, сдающим ему дела и должность, попал в засаду. В «зеленке» по машине выстрелили из гранатомета. Капитан погиб на месте. Водителю оторвало ногу, и он потерял сознание. Раненый Сабельников пытался отстреливалиться из автомата водителя — «духи» расстреляли его практически в упор.

Владимир Ковтун погиб, когда до возвращения домой оставалась неделя. Вертолет, на котором он в составе группы спецназа летел на задание, был сбит душманами. Владимир мог послать вместо себя прибывшего на замену товарища, но не сделал этого, выполнив свой офицерский долг до конца.

Гератская операция

Капитан Евгений Свержев был первоклассным опером — напористым, смекалистым, хватким. И человеком он был замечательным.

Мотострелковый полк, который он курировал, готовился принять участие в боевой операции. В одном из старых районов Герата засела банда Туран Исмаила. Задача перед полком стояла не из легких: обезвредить и уничтожить. Дело предстояло нешуточное.

В тот период у Свержева в проверке находились сведения по фактам мародерства в полку, заслуживающие серьезного оперативного внимания. Взвесив все «за» и «против», Симирский, как начальник отдела, запретил ему принимать участие в операции.

— Да вы что?! Как же я после этого в глаза мужикам-то смотреть стану? Ведь они не на прогулку идут! Мясорубка намечается еще та!

— Именно поэтому мы не имеем права рисковать! Слишком серьезное дело у тебя в разработке, — ответил Валентин Романович.

— Но…

— Никаких «но»! Это приказ!

Тем временем Симирского вызвали в Кабул, и он приказал своему заму вместе со Свержевым встретить его через два дня.

Когда вертолет, на котором он вернулся, поднимая клубы мукообразной пыли, приземлился в зоне проведения операции, на площадке маячила одинокая фигура зама. Какое-то недоброе предчувствие сдавило грудь.

— А Свержев где? — спросил офицер, хотя ответ ему был заранее известен. Вопрос же задал только в надежде на то, что объективные обстоятельства помешали подчиненному приехать к вертолету. Мало ли что еще могло случиться. «Может, заболел?» — спрашивал он сам себя.

— Валентин Романович! Я не смог его удержать. Он на операции в Герате вместе с полком.

— Что-о?! Самодеятельность развели! Почему приказ не выполнили?!!

Однако изменить что-либо было уже невозможно…

На командном пункте Герата было жарко. То и дело поступали тревожные сообщения о новых потерях. Боевики дрались неистово, остервенело. Каждый дом превращали в неприступную крепость. Взять район никак не удавалось. Командир дивизии выслал подкрепление и приказал артдивизиону оказать огневую поддержку подразделениям. Не успел Симирский детально ознакомиться с ситуацией, как радиостанция вновь ожила и встревоженный голос, прорываясь через шум бушующего боя, сообщил:

— Ранен контрразведчик. Не можем вынести его с поля боя.

Подполковник рванулся к гарнитуре:

— Кто?

— Капитан. Капитан Свержев, — послышалось сквозь треск помех.

Для эвакуации немедленно была отправлена броне-группа, однако территория была сильно пристреляна, и плотный огонь не давал приблизиться к раненому офицеру. Попытавшегося вылезти из бээмпэшки сержанта тут же срезал снайпер. Только после того, как «вертушки» подавили огневые точки, Евгения и сержанта, пытавшегося его спасти, вывезли из этого ада.

Сержанта спасли. Свержева — нет.

Лариса КУЧЕРОВА

«Военные контрразведчики пользовались в Афганистане большим авторитетом»

Визитная карточка. Григорий Максимович Казимир родился в 1934 г. Окончил юридический факультет Киевского университета, учился в Новосибирской школе КГБ при СМ СССР. Прошел все ступени оперативной работы — от оперативного сотрудника до заместителя начальника особого отдела Забайкальского военного округа. В январе 1986 г. был назначен на должность начальника особого отдела Туркестанского военного округа. Генерал-майор.

— Перед убытием в Афганистан меня принимали начальник 3-го Главного управления КГБ СССР Николай Алексеевич Душин и председатель КГБ СССР Виктор Михайлович Чебриков. Душин, в частности, сказал, что если до этого времени мы руководили 40-й армией в Афганистане непосредственно из Москвы, то сейчас все бразды правления принимаете в свои руки вы, начальник особого отдела ТуркВО. Поэтому основное ваше рабочее место не в Ташкенте, а в Кабуле.

— Почему именно так?

— Когда в начале кампании ожидались успехи, то хорошо было управлять из Москвы. А к этому времени стало ясно, что надо из Афганистана как-то выбираться… Поэтому прежнего интереса, так скажем, уже не было.

— Какое впечатление произвели на вас беседы с руководством, на что делался в них основной упор?

— Я увидел, что Николай Алексеевич отслеживает ситуацию в Афганистане, он был в курсе всех дел. Он мне очень осторожно сказал: «Надо посмотреть, сколько же мы там будем воевать. Уже шесть лет провоевали — а конца не видно и позитива нет, только ухудшение положения идет. В общем, посмотрите, что там, но только весьма аккуратно!»

Руководители 3-го Главного управления, Душин, а потом Сергеев, отслеживали положение в 40-й армии в ежедневном режиме, владели ситуацией, знали, что где находится, что происходит, какие проводятся мероприятия.

Чебриков же завершил разговор такой фразой: «Как специалист, вы, наверное, не хуже меня знаете все технические стороны, поэтому я вам даю «политические установки». Не скажу, чтобы он конкретно управлял контрразведывательной работой в этом направлении, но в целом, конечно, он владел ситуацией — в Афганистане было большое представительство КГБ.

— Какую роль играло это представительство?

— Скажу так: в руках представительства КГБ находилась реальная власть, через него осуществлялось влияние Советского Союза на афганскую администрацию. На втором месте по значимости, так скажу, был представитель Ставки Верховного главнокомандования — все пять лет, что я находился в Афганистане, на этой должности был генерал армии Валентин Иванович Варенников, первый заместитель начальника Генштаба. В свое время — командующий войсками Прикарпатского военного округа, с тех пор мы были знакомы. Ну и очень значимой фигурой являлся командующий 40-й армией — когда я приехал в Кабул, это был генерал-лейтенант Игорь Николаевич Родионов, в последующем министр обороны. Однако не очень долго, за пять лет сменились четверо командующих армией.